С чистого листа
Польша, 2000г.
До самолета оставалось три с лишним часа, а мы до сих пор валяемся в номере варшавской гостиницы. Сабина рядом, согревает меня своим теплом в одной постели. Кончиками пальцев, чуть касаясь, она проводит по телу, медленно поднимаясь к подбородку, дойдя до губ, пытаясь заглянуть в глаза, но я по-прежнему сплю, по крайней мере, мне удается притвориться спящим, хоть это далеко не так. Всю ночь я не мог сомкнуть глаз. И дело даже не в любви, не в наших мечтах, которые мы обсуждали на протяжении вечера, не в алкогольном угаре, неприятный запах коего вместе с головной болью тянулся вязкими воспоминаниями из переполненных бычками пепельниц и недопитых накануне, давно уже выдохнувшихся бутылок портвейна. Нет. Дело в изобразительном искусстве, а точнее в одной из картин, висевшей на стенке напротив нашей двухместной кровати. На полотне нарисована обнаженная женщина с ярко-желтыми волосами и белоснежным цветом кожи, сидящая на стуле возле окна и о чем-то, весьма любопытном, повествующая. Ее звали всё также Алисией, по крайней мере, Сабина в том почти уверена, хотя на ту девушку, которую я видел у нее дома, натурщица совсем непохожа, словно совершенно два разных человека. Но это лишь полбеды, ибо самое страшное заключалось в ином.
Ночью, когда мы, наконец, улеглись спать и выключили свет, я продолжал наблюдать за картиной: на моих глазах полотно пожухло, а сама натурщица состарилась в летах. Я разбудил Сабину, пытаясь привлечь ее к увиденному, однако, когда она проснулись и мы включали свет, то всё возвращалось на прежение места: молодая особа со светлыми волосами и белоснежным цветом кожи без единой морщинки. “Черт возьми” – до конца не верил я – “Обман зрения что ли…”, но Сабина думала проще: “Ты слишком пьян, Юрий. Ложись спать. Завтра придется рано вставать”. После такого сложно было заснуть, поэтому я дождался, пока моя возлюбленная провалиться в сон, а сам сквозь темь продолжил вглядываться к изображению на холсте. Несомненно, висевшая картина далека от оригинала, в том не возникало никаких сомнений, однако репродукция, как успела заверить меня Сабина, точь-в-точь в исполнении неотличима от настоящего экземпляра, кой она встречала лишь в журналах и пробовала несколько раз переносить на бумагу. Результаты ее творчества меня тогда не особо тронули, зато теперь, в номере варшавской гостиницы, когда темнота не прекращала вносить на полотно свои изменения и в одночасье превращала натурщицу в дряхлую старушенцию, увиденное действительно захватывало.
Стыдно в этом Сабине признаться, но оное перевоплощение стало происходить в тот самый момент, когда я возжелал Алисию и начал представлять сцены близости с нею. Вот тогда-то портрет и пожух на моих глазах, а состарившаяся в годах особа отбила всяческий интерес, более того, вызвала во мне чувства страха и смятения, отчего я не способен был уснуть, ожидая скорого рассвета и вместе с тем первых солнечных лучей. Слава Богу, их не пришлось долго ждать: когда же они пробили утренним светом тоненькие, почти прозрачные, занавески и ворвались в комнату, лишь тогда портрет вернулся к своему прежнему изображению. Только после этого я успокоился и попытался заснуть, однако ж, образ старухи не собирался выветриваться из моей головы, пока ни проснулась Сабина. Она напомнила о самолете, до которого оставалось чуть меньше четырех часов, о Лондоне; она напомнила о себе, когда сбросила с себя одеяло, обнажившись предо мной, что заставило полностью открыть глаза и перестать притворяться.
Сабина взобралась на меня, закрыв всем своим телом портрет Алисии. Ее черные волосы были беспорядочно разбросаны на лице – таким образом, с утра, она старалась скрыть отсутствие косметики на лице. Глаза, нос, губы… всё пряталось за ее длинными темными волосами, хотя при солнечных лучах, они словно прибавляли в ярких тонах, порой настолько сильно, что мне действительно казались светлыми, пока полностью ни слились с цветом волос натурщицы, от блеска коих можно запросто ослепнуть. За ними последовало и всё иное перевоплощение: молочных рек кожа, черные, периодичеки выглядывающие, ресницы, редкие брови. Черт возьми, она точно такая же, будто на портрете того художника. Мои ночные фантазиии воплотились в реальности, словно предо мною предстала ее величество – Алисия, ее тоненький подбородок, такая же шея и плечи, как у балерины. “Сколько живописцев могло позавидовать увиденному…!” — подумалось мне… прекрасная грудь, между ними красуется родинка. “Алисия… Алисия” – шептал я про себя. Сабина со страстью разогревалась, издавая раз за разом протяжные звуки.
Никогда еще я не испытывал такое сильное влечение, как сейчас, а если и испытывал, то наверняка не в этой жизни. Телом завладела приятная дрожь, она разливалась энергетическим потоком по рукам, ногам, плечам, наэлектризовывая кончики волос, выходя через пот и учащенное дыхание. Сабина чувствовала это и заводилась еще быстрее, сильнее, интенсивнее, пока в порыве страсти ни произнесла – “Ударь меня!”. “Что…?” – не понимал я. “Ударь меня…” – вновь попросила она – “Давай же… Скорее…”. Я залепил ей пощечину, отчего ее волосы беспорядочно разлетелись по сторонам вместе с каплями пота. Не отвлекаясь от процесса, ударил с левой руки, потом повторил правой. “Давай… Сильнее… Я хочу почувствовать твою силу…!” – просила, умоляла она – “Твою животную ненависть, злобу вперемежку с отчаянием…”. И только она это сказала, как предо мной понеслись отчетливые картинки измены Сабины с другими любовниками. Один за другим, один за другим… пятнадцать, двадцать, сколько их там… Меня пронизывала ярость. Я схватил Сабину за горло и начал душить. Ее лицо покраснело… она пробовала издавать какие-то звуки, но они больше походили на хрип. Из ее глаз полились слёзы – они плыли по ее щекам, а потом соприкасались моими пальцами, которые с яростью хищника уцепились в ее горло. Ситуация выходила из-под контроля. Сабина схватилась двумя руками за мое запястье, пытаясь как-то отнять… отвести от себя угрозу для ее жизни, но угроза не собиралась отступать. Я сжимал всё крепче и крепче… пока ни прошлись по мне приступы оргазма, отчего мы оба свалились обессиленные на пол, продолжая глубоко дышать: я от пережитого удовольствия, а Сабина от нехватки воздуха.
Я вновь посмотрел на портрет и увидел на нем изображенную Сабину. Конечно, никто больше того не видел, кроме одного меня, а Сабина чуть позже поведает, что раньше многие художники рисовали поверх других неудавшихся изображений портреты, замазав прежние черной краской. О моих визуальных перевоплощениях со старухой… Алисией…двойником ее самой, она ничего не скажет, по-видимому, просто не поверит.
Читайте Далее = Лучшие годы жизни =
В материале представлены кадры из фильма «Парфюмер» от немецкого режиссера Тома Тыквера
