Исповедь Наркомана

Приговор. Лето 2000-го. Очередная ремиссия. Всё относительно ровно. Порядка двух месяцев назад я вышел из больнички после очередной перекумарки. Лето очень беззаботная пора. Можно ничем не заниматься, можно не работать, не иметь денег, всё равно скуку испытывать не приходиться. Постоянно намучиваются разнообразные тусы и движняки. И тут, как гром среди ясного неба, меня вызывают в местный КВД.

Употребляя наркоту продолжительно большинство нарков внутренне готовы к самому худшему развитию событий. Поэтому, когда в 1998-м у меня обнаружили гепатит С, меня это ничуть не поколебало в моём желании продолжать собственное саморазрушение. Просто тупо отлежал в местной инфекционной больничке около месяца и вышел оттуда с дозой в несколько раз превышающую ту, с которой я туда ложился. Публика там состояла на 99% из таких же как я, поэтому движуха там творилась страшная, особенно по ночам. По вечерам медперсонал запирался в своих каморках и выходил оттуда только с рассветом. Им было страшно. Случиться могло всё. Как в моем любимом фильме «Чужие-2», когда маленькая девочка говорит десантнику: «Эти твари активизируются с наступлением темноты». Это про нас. По ночам через проломанные решётки на окнах пролазили толпы местных наркоманов и начиналось массовое варево, ширево и порево.

Мы все лежали на одном этаже и пацаны и девчонки, все молодые и абсолютно безбашенные. Поэтому с сексом проблем не было никаких. Вообще с годами у меня сложилось мнение, что бабе сидящей или сидевшей на наркоте трахнуться проще, чем съесть конфету. Всё закономерно. Наркота «съедает» все твои нравственно этические тормоза. Ты уже за гранью реальности. Ты способен выкинуть любой фортель, от тебя можно ожидать всего. Ладно, отвлекся. Лето 2000-го, я уже в кабинете у врача и он мне объявляет: с сегодняшнего дня ты должен носить себя как хрустальную вазу, у тебя обнаружили ВИЧ. ВИЧ. Единственное, что я знаю про ВИЧ, что это п….ц. Кранты. Жесть. Борода. Всё. Больше ничего не знаю. Спрашиваю, как любой, кому поставлен смертельный диагноз: доктор, сколько я проживу? Ответ: ну, года два. Да, действительно, полный п…..ц.

Но ведь я же молод, красив, сексуален и привлекателен. Первый вопрос — почему я? Почему именно со мной? Что теперь делать? Над последним вопросом долго думать не пришлось. Ответ взорвал мозг быстро и стремительно, как пуля из автомата Калашникова: нажраться. В говно. В сопли. В мясо. Чтоб разбить лицом асфальт. Не меньше. Утро. Дико раскалывается голова. Во рту: кошки наcрали и размазали. Но живой. Не умер. Но ведь врач сказал, что скоро всё закончиться. А дома уже лежат билеты на самолёт. Море. Дагомыс. Загорелые девчонки. Секс на пляже. Ладно, полетели, в последний раз. А потом всё. Темнота и вечный холод. Царствие Аида. Куда я попаду, в рай или в ад, такой мысли даже не возникало. Душа давно в ломбарде у дьявола, выкуп просрочен восемь раз, квитанция проё…., как и всё в этой жизни, а деньги, вырученные за душу, давно проторчены.

Прилетели. Нормально. Только менты в аэропорту выцепили и устроили личный досмотр. Вплоть до снятия трусов и приседания. В общем, приём был более чем тёплый. Всё, я в номере, всё круто, плавки, полотенце и на пляж. Мамочки мои, женщин немеренно. И всех хочу. Отдыхаю культурно. За три недели нажрался всего двенадцать раз. Для меня это намного ниже моей нормы. Первое открытие, сделанное на второй день моего пребывания на юге: я совершенно не могу заниматься сексом с женщиной у которой нет ВИЧ. Хотя половину моих вещей составляли презервативы, я так и не смог довести дело до постели. Вроде мы уже в номере, вроде целуемся, она начинает стаскивать с меня тишотку. Всё в цвет. И тут ловлю я такую измену лютую, что понимаю, — всё приплыли. Страшно мне за неё стало дико. Вот вроде знаю, что если ты юзаешь презик, то угрозы заражения нет. Но не могу и всё тут. Посещают мысли такого плана: а вдруг порвётся, и вторая мысль, а вдруг через поры в презервативе вирус всё-таки проскакивает. Что тогда? Ради собственной похоти человека к смерти приговаривать? Да к тому же сотрудника одного из центровых музыкальных каналов.

Как только мне объявили мой диагноз, тут же взяли подписку, что я ознакомлен со статьёй 122 и теперь знаю, что прежде чем заняться сексом с дамой, я должен ей объявить о своём диагнозе. В противном случае срок. Это называется постановка под угрозу заражения. Ну, а уж если заразил, то срок ещё больший. Поясню, это касается только тех, кто уже знает о своём диагнозе. Я знаю. И хоть я и подонок, но видно остатки совести ещё теплятся. О том, чтобы открыть ей свой диагноз не могло быть и речи. У меня даже в семье никто не знал. А тут такая пикантная ситуация и я ей правду матку рубану с плеча. Вот представьте дальнейший ход событий. У меня несколько вариантов. Первый: она просто молча прыгает с балкона, независимо от того, какой это этаж. Второй вариант: она под любым предлогом покидает мой номер и возвращается уже с ментами. Хотя в первом варианте менты тоже маячат на горизонте — у меня ведь восемнадцатый этаж. А как поёт Шнур, люди не летают. И поселят меня где-нибудь в районе острова Огненный, на вечное поселение, как раньше селили больных проказой.

Всё, я включаю задний ход, провожаю её до номера и спускаюсь на лифте в фойе с единственной целью нажраться. Исключительно водка. Большими порциями. Не закусывая. С минимальным интервалом, чтобы успеть проскочить то состояние, когда приходит пьяная жалость к себе, и ты элементарно начинаешь наматывать сопли на кулак. Я себя знаю. Я могу удариться в истерику. Или рассказать о своём диагнозе первому попавшемуся собутыльнику. Поэтому нужно как можно быстрее допиться до состояния мычания, чтобы говорить было невозможно. Что бы издавать лишь звуки. Желательно нечленораздельные. В общем, достичь своего обычного состояния.

Еду в лифте и про себя думаю, так облажался перед дамой, что дальше некуда. Она, небось, сейчас гоняет у себя в номере: либо импотент, либо педераст. Грустно. Прут элементарные мужские амбиции. Закипает злость и обида. Злость на этот жестокий и несправедливый ко мне мир. Злость к этим довольным жизнью загорелым людишкам, которые болели раз в жизни, да и то свинкой в пятилетнем возрасте. Они сволочи и уроды. Потому что они здоровы. Потому что довольны своей жизнью. Потому что успешны. Потому что у них всё хорошо. Всё-таки правильно, что у нас в стране нет легальной продажи оружия. Иначе Майкл Мур снял бы свой «Колледж Колумбайн» намного раньше. И не у себя на родине. И название было бы совершенно другое. Например, «Бойня в Дагомысе». И может быть, даже Оскара не получил. Ведь всему своё время и место. А обида элементарно на себя. Обида, что я такой мудак. Обида, что так испоганил свою жизнь. Обида, что много чего уже просрал в этой жизни. Друзей, хороших баб, высокооплачиваемую  работу, лавэ, которых раньше было немеренно. Доверие и уважение. И главное здоровье. Всё, это уже край. Это черта, переступив которую, возврата нет. И я её переступил.

Тут открываются двери лифта, и я вижу такое количество загорелых и офигительных девах, что впадаю в состояние коматоза. Подхожу к портье. Выясняю, что проститутки, часть местных, остальные из Сочи, приезжают каждый вечер. Ровно в девять вечера еверидэй начинается бойкая торговля молодым женским телом. Главное не опаздывать. Бухать резко перехотелось. Некрасивых нет. На Москве таких никогда не встречал. Хотя юзал их довольно много и часто. И не по тридцать баков за ночь. Всё договорились. В номер. Резинку и шоколадку на стол. Шампанское из горла. Как зовут? Марина? Отлично. Меня Влад. Раздеваемся. Нет, это не наколки. Это татуировки. В чём разница спрашиваешь? Наколки на зоне, на воле татуировки. Всё, хватит задавать вопросы. Погнали в постель.

Утро. Стою в душе. Марину слил. Поэтому могу не бояться, что из номера что-то пропадёт пока я моюсь. Ну что, брат, подведём итоги. А итоги неутешительные. Получается, что сексом теперь я могу заниматься только с проститутками, потому что за неё не страшно. За жизнь за её не страшно. За здоровье её не страшно. Проститутки это симбиоз наркомана и шахтёра. От наркомана у них хитрость и интуиция. А от шахтёра понимание того, что каждую ночь, спускаясь в забой за угольком, можно из него не вернуться. Потому что ремесло стрёмное и опасное. Проститутке не надо говорить о своём диагнозе. Ты знаешь, что утром она исчезнет из твоей грёбаной жизни раз и навсегда. Ты знаешь, что ремеслом этим она занимается добровольно и осознанно. Ты знаешь, что с большой долей вероятности у вас один на двоих диагноз — мы оба продали душу сатане: она за деньги, я за дозу. И ты знаешь, что чтобы ни произошло, ты всегда будешь использовать презик. По любе. Ведь это проститутка и по-другому нельзя.

Вот так я и коротал свои летние вечера и ночи. А вернувшись с юга впал в депрессию и пустился во все тяжкие. Всё. Ничего не хочу. Всё бесполезно, незачем что-либо предпринимать. Незачем устраивать по-человечески свою жизнь. Ведь жить осталось на две затяжки. Я не помню, как я остановился. И почему. Может, умирать каждый день надоело. Сказал матушке о своём диагнозе. Ей надо поставить памятник, она очень мужественно перенесла эту новость. После того как я ей об этом сказал её отношение ко мне не изменилось ни на йоту. Это потом несколько позже я узнал, как людям с таким же диагнозом родные выделяют отдельную посуду. Как после посещения ванной их матери заливали эти самые ванные хлоркой на сутки, чтоб заразу убить. Как их выгоняли из дома, посёлка, города или городка, узнав об их диагнозе. Но всё это будет потом. Уже на обратном пути с юга в аэропорту ко мне подходит цыганка и говорит: плохо всё у тебя, дай денег расскажу, что у тебя плохо и что тебя ждёт. Я усмехнулся и сказал ей: ромалэ, что у меня плохо сам без тебя знаю, а что ждёт меня, то пролетариату уже нечего терять кроме своих цепей. Всё водки и в самолёт.

Через пять часов я уже дома. В глазах матушки страх и надежда. Интересно, а что в моих? То же самое, что и в матушкиных. Один в один. И всё. Опять откат в нулевую точку. Что у меня сейчас есть? Есть стыд. Есть боль, есть страх. Страх смерть принять позорную и мучительную. Дико хочется жить. По человечески, не по сучьи. Сегодня среда и я ходил на группу для ВИЧ –положительных. Знаю, там 80% публики. Свалил оттуда через полчаса. Чужой я там. Не нужна там моя боль, мой страх, мои переживания. Всё правильно. Не то время и место. Ну что, возвращаемся в NA (аббревиатура: Сообщество Анонимных Наркоманов)? По ходу дела да. Вариантов больше я не вижу. Ведь не все же там сволочи отмороженные…

Читайте Далее = История Наркомана =

В материале представлены кадры из фильма «Кэнди» от режиссера Нила Армфилда.