Сексоголик

   — Я родилась в Южном округе России, в городе Азове, на самом берегу Азовского моря… — приглушив свет, начала зачитывать Анюта, сидя на широкой расстеленной кровати, на коей валялись бигуди, скомканные майки, косметика и высыпанная горсть дорогих украшений.  —  Но почему-то, мне думалось…, и позже я оказалась права – не глядя на текст, добавила она. — Оно по красоте явно уступает Черному, Балтийскому или Средиземному… да по сравнению с ними, Азовское море – просто болото, но даже то болото порой вызывало во мне чистые и светлые чувства, более того, с ним связаны первые любовные воспоминания… — при слове “любовные” Анюта откашлялась. – Любовные воспоминания… — вновь повторила она, отрываясь от тетрадки. – Словно белое пятно на карте земли, да-а-а, так и было, белое пятно, единственное, что оставалось в моей жизни непознанным… всё остальное замазано черным, о чем вспоминать не хочется… туда же можно отнести и моих вечно сорящихся родителей. Отец вообще страшный человек, я его тогда боялась, он большую часть времени провел в не столь отдаленных местах и по возвращению даже не узнавал меня, спрашивал бабушку: “кто из тех гуляющих детей моя дочь…?”. А ведь так не хватало тепла и мужской ласки… мужской особенно…! — Анюта краем глаза взглянула на меня, отчего я не мог отличить написанное от теперь ею добавленного. – Отец никогда не сажал меня на колени, не гладил по головке, ни разу не спросил: “Доченька, как твои дела…?”. Раз в жизни принёс сосательную конфету и та оказалась настолько твердой, что я поломала зуб. Однажды я отправила ему письмо, когда он сидел в тюрьме, коротенькое письмецо в двух строчках: “Папочка, миленький, не приезжай к нам… как можно дольше… а лучше никогда… нам без тебя хорошо… Твоя дочь, Анюта”, наверное, ничего более искреннего я никогда не писала.

Большего места в моей книге он не заслужил, поэтому перейдем сразу к маме, которая, в отличие от отца, меня любила, однако тяжелая работа изматывала ее настолько, что не находилось сил ту любовь как-то проявлять… а по выходным и отпускам любовь к дочери заменяли огороды… конечно, кормить дочушку помидорами, огурцами да картошкой куда выгоднее, чем сесть на часок рядышком с нею и поговорить о радостном да наболевшем. Я ее не виню… она у меня молодец, тащила на горбу всю семью… но мне почему-то не хотелось походить на нее (я ненавидела одно лишь слово — работа!)… есть еще черта, разделяющая пропастью нас – это страсть… моя необъяснимая страсть к мужскому полу… — Анюта снова посмотрела в мою сторону, где я расположился в мягком кресле с белоснежным пушистым котом, коего всё время поглаживал…, а после продолжила… — Правда, их не так много ошивалось в нашем маленьком районе: Мишка Румын да Сашка Чечен… в первого-то я влюбилась по уши… по-моему, не одна я, но и все девочки нашего возраста. Мишка высокий, красивый, смуглый, походка вольная и непринужденная, а голос мягкий и доверительный, старше меня на целых два года; достаточно развитый и умный… да к черту ум…! чего от него толку…? Главное ведь красивый…!?! Вот взять того же одноклассника-отличника, он мне тоже нравился: умный, не поспоришь, давал списывать постоянно домашние задания и контрольные, да вот только к нему не прикоснуться, настолько его скромность отпугивала … чуть тронь и сердечко станет, а у него вдобавок ко всему серьезные проблемы с сердцем, волноваться никак нельзя, поэтому его никто из наших девчонок старался не трогать… Далее я пропускаю… там идет описание нашего класса… — отвлеклась от прочитанного Анюта и вновь поправила халат, который разошелся не на шутку, наполовину обнажив шикарную грудь собеседницы.

   — Сколько тебе тогда было…? – сбрасывая линявшего кота, спросил я.

   — Около одиннадцати лет… — выдала Анюта и перевернула лист тетради – Самая ходовая игра в нашем захудалом райончике – это “Казаки-разбойники”, когда девочки прятались, а мальчики нас повсюду искали, правда, мы немного смягчили правила: вместо того, чтобы выпытывать пароль у разбойников различными способами, казаки нас просто целовали. По-видимому, данный вариант устраивал и тех и других… более того, все с нетерпением ждали момента целования… момента истины, где проявлялись наши детские невинные чувства. Стоит ли говорить, что я спала и грезила по ночам, представляя себе, как Мишка Румын меня однажды поцелует… по-настоящему, в губы… по-взрослому…! Единственный мальчик, кого я допущу так близко… в святая святых… до этого в качестве тренажеров лишь помидоры, на которых приходилось практиковать поцелуи. Ну вот, теперь необходимо подстроить всё нужным образом, чтобы всё как бы само собой произошло, без явного умысла…, найти подходящее место и спрятаться, и чтобы только он меня нашел… и, главное, чтобы не заметил моих, казалось бы, скрытых желаний. А потом поцелуй… первый поцелуй… настоящий… по-взрослому…! Да-а, задача стояла не из простых… а тут еще весна на дворе, как всегда, зовет на улицу за приключениями и… месяц май, опьяняет ум и дурманит запахом цветущих яблонь и вишен, запахом сирени, жасмина, черемухи, тюльпанов, самовлюбленных нарциссов и, конечно же, Анютиных глазок… — на этом предложении Анечка прервалась, закрыла глаза, попытавшись на минуту вернуть месяц май и безвозвратно ушедшие годы, а после, перелистнув страницу, возобновила чтение. – В тот вечер весна во двор стянула многих… всем хотелось приключений… даже Янке Немой и Ольке Толстой… все мы были наделены прозвищами, кто-то на них обижался, а кто-то со смирением переносил…

   — Дайка отгадаю… — усмехнувшись, посмел вступить я. – Первая принимала со смирением, а вторая точно злилась…! Ведь девушка волевыми усилиями может любой изъян превратить в достоинство, кроме одного… собственной полноты, а значит, быть толстой непозволительно, поэтому обижалась она, прежде всего, на себя… Так…? – ожидал подтверждения своим словам, пока Анюта переворачивала страницы тетради, оценивая объем того, что предстоит ей зачитать.

   — Не торопи события… — сдерживала она меня. – Писатель еще не Бог, который видит всё наперед, а его вымышленные сюжеты не сама жизнь… жизнь, ты прекрасно знаешь, способна преподносить такие сценарии, что никакому художнику их выдумать не под силу… скоро ты в этом убедишься… Так вот, где я там остановилась…? – перебирая глазами прочитанное, Анюта искала тот вечер, где всё произошло. – Вот оно… Да, ты прав… Олька Толстая злилась, а десятилетняя Янка, немая от рождения девочка, но хорошо слышащая, нет… — бегло произнесла она, а после продолжила. — Однако, не пройдет и года, неприятная кличка отцепится от одной из них… Никто не дружил с маленькой худенькой Яночкой, она босиком бегала, измазанная с ног до головы, сама по себе, словно прокаженная, а мне как-то жаль ее… постоянно угощала конфетами, подбадривала, пыталась даже говорить на какие-то серьезные темы с нею наедине, а она мне в ответ лишь, так растянуто: “а-а-а-ннн” да “а-а-а-ннн”, стараясь, наверное, в знак признательности вымолвить мое имя. Сколько ни пробовала – всё не получалось. Итак, помимо Янки Немой и Ольки Толстой, весна прельстила на улицу мою основную конкурентку… Лизочку или, как она любила с гордостью представляться, Елизавета. Да-а-а, чего-чего, а гордости у той хоть отбавляй, возомнила себя, блин, королевой Англии… и, на зависть другим, особых-то усилий не прикладывала, чтобы отыскать подтверждение своей завышенной самооценке. Длинные белые волосы ниже пояса, по-модному заплетенные, в противовес моим коротким каштановым, которые не поддавались никакой расческе, отчего мама по-детству их часто срезала, придавая мне образ мальчишки; высокая, красивая, черт побери, стройная эта Лиза, с выпуклой грудью, в противоположность моему среднему росту и лишь торчащим соскам. Но даже не то являлось главным предметом для гордости, а то, с каким вожделением парни смотрели на нее… всё бы ничего, да только и Мишка Румын не исключение. Я надеялась лишь на чудо… для того специально где-то нашла приворот – если в мгновение поцелуя мысленно произнести слова: “Дух мой, душа твоя. Люби меня больше, чем себя”, то парень ответит взаимностью и обязательно влюбится. Теперь оставалось подстроить этот единственный поцелуй… (он должен изменить всё!) возможно, не одна я готова была продать за него душу дьяволу… Так…, остальных описывать не буду, слишком долго получится… — отвлеченная от текста, предупредила Анюта.

   – Думаю, при написании книги, я многих отсюда выкину…  Незачем… — вполголоса добавила она и продолжила повествование. – Потом, когда чуть стемнело, подошел Колька, Митька, Валера, Славик… выбросили на пальцах “камень, ножницы, бумага”… разыграли, кто ищет, а кто прячется, и на счет три разбежалась по сторонам. Все в одночасье спускались к реке, где густо прорастала зелень в человечески рост, а то и выше – деревья, кустарники, тростник…, неглубокие овраги также служили прекрасным укрытием для ребят, однако я не последовала за ними, ведь мне хотелось, чтобы меня поскорее нашли… точнее нашел один единственный из преследователей. Я спряталась за булыжники, груда сложенных в кучу гранитных камней, которые располагались неподалеку от нашего дома. Миша поначалу тоже кинулся за всеми, но у него, то ли нарочно, то ли случайно, слетел с ноги кед и приземлился прямо у основания каменной горки. Здесь как раз таки и произошло то, о чем я думала большую часть времени, особенно по ночам, перед самым сном, правда, на яву те фантазии оказались куда более опасными и тяжеловесными, нежели теми воздушными и сказочными грезами, какими я их рисовала. Я всем телом прижалась к земле и затаила дыхание, ноги онемели и коленки задрожали, сердце вот-вот от нетерпения готово было выпрыгнуть наружу… жар пронесся от головы до кончиков пальцев… жар осел капельками пота на щеках, извилистыми дорожками прокладывая себе путь к подбородку, плавно опускаясь к шеи, где впадали в новое русло и подступали к границам дозволенного. Я никогда раньше так не потела, даже после марафона, контрольного забега на спортивной площадке, устроенного учителем физкультуры перед тем, как выставить должникам оценки за четверть. Подул приятный ветерок и от вишневого дерева, растущего прямо из камней, пушистыми хлопьями посыпались на меня белоснежные цветочки… они сыпались до тех пор, пока из темноты ни появился Мишка Румын, держащий в руках сорванную веточку вишни. Он протянул ее мне, и я медленно поднялась… Вот, не знаю, читать ли дальше…? – вдруг, засмущалась Анюта, вновь дотронувшись до своего непослушного халата.

   — Да, есть в тебе классическая черта писателей… — подметил я. – Они любят подолгу описывать природу, события, обряды и различные скучные традиции, но когда дело доходит до самого что ни на есть главного… решающего… — поправился я – то тут же их талант куда-то девается, желая скрыться за неуклюжими вещами, а лучше вовсе перескочить к следующей сцене и всё начать заново. – Анюта призадумалась, однако ничего на мое замечание не ответила.

   — Можно тебя поцеловать…? – выпулила она, отчего я даже растерялся, но те слова принадлежали не ей, а ему… нашему герою Мишке Румыну. – Я ничего ему на это не сказала, молча подставила щеку, опасаясь за то, что от поцелуев в губы бывают дети, но он нежно прикоснулся к моей шее, которая вытянулась к нему навстречу (я-то, конечно, хотела в губы, а то, вдруг, эффект приворота не сработает!?). По телу прошлась мелкая приятная дрожь, наэлектризовывая каждый волосок, ноги от перенапряжения затряслись, голова закружилась, откинувшись прямо на камень – поцелуй в шею оказался целой вечностью, отчего я позабыла даже слова заклинаний. Острый гранитный булыжник, впившись костяшками в кожу, превратился тут же в пуховую подушку или мягкое облако… потом я почувствовала боль, но не от колющего предмета…, нет…, та боль исходила от Мишки, поддавшегося страсти, и впитавшегося в мою шею, как вампир. Никто из нас по-настоящему не понимал, что делает… однако шли на поводу инстинктов, на удивление смело и правильно, по-взрослому. Один лишь голос рвался на поверхность, желая нарушить тишину и протянуть свой жалобный стон, но его опередили визжащие девушки, которых мальчишки вели уже на расправу. Сколько времени прошло с тех пор, как началось путешествие в тысячу миль, трудно ответить… оно не поддается никаким логическим подсчетам; неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы не приближающаяся со страшным шумом ребятня… Не подумай, самое интересное пойдет дальше… — заверила меня Анюта, переводя дыхание и переворачивая очередной лист тетради.

   – Правда, Мишка еще успел спросить, мол, понравилось ли тебе… я вновь ничего не смогла вымолвить, а лишь улыбнулась в ответ, тогда он пообещал в следующий раз поцеловать в губы. “Вот и весь приворот” – осчастливившись, подумала я, и выбежала из-за камней с другой стороны, чуть пробежав по двору, крикнула – “А меня не нашли…!”. Все оглянулись… красивую, осыпанную вишневыми цветочками и слегка помятую, они увидели меня, пока Мишка незаметно пробирался по противоположному краю улицы… именно благодаря его находчивости, нас никто не застукал. Теперь выяснялось, кто кого нашел… а значит, тот того и будет при всех целовать, поистине захватывающее зрелище, даже для взрослых, они же делали вид, что занимаются посторонними вещами, а до нас и дела нет, однако, иногда, им удавалось подглядывать. Вой, сирена, визг, шум служили главным сигналом, знаменующим о начале разворачивающегося представления. Сашка Чечен набросился на меня, дескать, куда ты пропала, я тебя повсюду искал, на что я тихонечко ответила  — “Во дворе”. “Говорили же по дворам не прятаться” – продолжал негодовать тот, не от того даже, что не сможет прикоснуться к моим губам, а от того, что ему придется целовать Янку Немую, которую отыскал, чего ему так сильно не хотелось. Сашка не унимался – “Я не буду ее целовать и баста!”, — оправдываясь – “Она ведь ничего не понимает…!”. Все смеялись до упаду… то ли над ним, то ли над немой бедной девчушкой, то ли над ситуацией в целом, но мало кто обратил внимание, когда у Яночки стали накатываться слёзы. Видимо, она всё поняла и закрыла лицо руками, чтобы никто не видели ее обиды. Только я да Мишка не присоединились к всеобщему хохоту… мой возлюбленный подступил близко к Сашке, сжал кулаки, казалось, он сейчас его ударит, однако тот лишь с трудом выдохнул – “Э-э-эхх, ты…”, а после подошел к Янке, осторожно, по-джентельменски, раскрыл ее запачканные в песке ручонки, и поцеловал худенькую девочку прямо в губы… а потом в закрытые глаза.

 Всё резко замолкло… замерло… вымерло – воцарилась полная тишина… ни единого шороха кругом, один только фонарь, освещающий улицу, не мог никак определиться, то ли ему зажечься, то ли навсегда потухнуть. Яночка открыла ладони и увидела пред собой элегантного и красивого во всём, включая поступки, Мишку… он мило улыбался ей в ответ. Она пыталась вымолвить: “с-с-с-па-а-а-а”… “с-с-с-па-а-а-а”, наверное, желая поблагодарить его за поцелуй… а после, вдруг, произнесла бегло и в точности — “Спасибо”. Никто сначала не поверил своим ушам – “ну-ка, повтори, попросил Мишка…?”, который тоже не пошел на поводу услышанного. Янка засмущалась, сама не понимая, что секунду назад произошло, опустила томный взгляд в землю и вновь отчетливо повторила – “Спасибо”, намного лучше первого. Миша повернулся ко всем и в растерянности спросил: “Вы слышали… она говорит…?”… “Она говорит…” – подхватил его кто-то еще… потом еще и еще… как бы друг к другу обращаясь с вопросом, ведь мало ли, чего там послышаться может. Весть буквально за мгновение разнеслась по всей округе… взрослые, а именно те, кто стоял неподалеку, украдкой поглядывая на детвору, ожидая интересной кульминации, тут же выдали себя. Они выбежали навстречу к нам… прежде всего, к Яночки, взяли ее за ручонки и давай переспрашивать: “Ну-ка, милая… скажи чего-нибудь…”. А она им в ответ, ти-и-и-ихенько так, словно единственное заученное словцо – “Спасибо”, напуганная посильнее взрослых, снова прячет глаза… а там… в глазах-то слёзы… слёзы радости, горя… слёзы исцеления душевного, на котором уже давно поставили крест. За полчаса весь район собрался… чужие… свои… близкие… знакомые… и, конечно же, родственники. Папа держал ее на руках предо всеми и продолжал не без удивления поражаться выпавшему чуду: “Слышали… она заговорила…? Моя дочь будет разговаривать…!”. Бабки крестились, воздавая хвалу Господу…., дети же… казаки и разбойники… отошли на второй план, один лишь Мишка стоял, как вкопанный в эпицентре событий, кто-то незнакомый его даже погладил по головке… Кстати, его с тех пор стали величать Мишка Целитель, да и у Янки кличка отпала теперь никто не смел ее называть Немой… пусть только попробует (!) и зубы пересчитает в следующую секунду…, правда, Олька Толстая так и не избавилась от излишков веса. Не знаю, что было в том поцелуе, какая содержалась целительная сила, скажу одно… от его прикосновений девушки действительно становились счастливыми. Янка – выздоровела и с каждым днём всё больше распускалась на глазах тех, кто одаривал ее любовью и вниманием. В скором времени, уже когда она будет моей лучшей подругой, ее признают красивейшей девчонкой в округе… от сочувствия не останется и следа… всё перетопчут завистники… – Анюта резко остановилась и обернулась назад… в дверном проеме показалась вся в белом и пушистом, точно как ее длинношерстный кот, та самая Янка… та самая маленькая худенькая с выпачканными ручонками девочка из далекого детства, бегающая босиком, как прокаженная, с которой когда-то никто не хотел дружить.

    — Это вы про меня…? – настороженно, с некоторой опаской спросила Яна, и… не разувшись с порога, зашла к нам в спальню.

Читайте Далее = Первый Поцелуй =

В материале представлены кадры из фильма «14 +» от режиссера Андрея Зайцева