Первый поцелуй
Итак, Яночка вышла на улицу как раз в тот момент, когда ребята разыгрывали орел и решка – подбрасывали копейку высоко в небо, замирая в предвкушении. Девочкам выпало прятаться, а мальчишкам искать. То, о чем изначально задумала Яна, начало постепенно исполняться: она выдохнула с облегчением, однако при следующем дыхание ее заполняло волнение и беспокойство. Она прятала взгляд, стараясь ни с кем не соприкасаться глазами, дабы, вдруг, ее ни уличили в некоей задумке. Слава Богу, темнело, уже зажглись фонари на улице, не было достаточно светло, чтобы кто-то смог ее в чем-то невинном заподозрить. Парни принялись считать до ста, а девчонки понеслись ко рву, там, где вместе с кустарниками росла высокая трава, то есть, лучшего места для пряток вряд ли придумаешь, но Яна за ними не побежала. Она желала, чтобы ее поскорее нашли, а именно ни кто иной, как Мишка Румын, поэтому и спряталась за горой булыжников, беспорядочно сложенных в кучу гранитных камней… спряталась и затаилась, прислушиваясь к счету: “девяносто шесть… девяносто семь… девяносто восемь…”.
Гришка первым кинулся ко рву, в надежде отыскать Яночку, но к несчастью, у него слетел с ноги кед и приземлился неподалеку от того места, где она находилась. Яна выглянула и увидела худой и длинный силуэт, быстро приближающийся по направлению к ней. “Тоже мне друг…” – с сожалением подумала она и запрокинула голову к верху, затылком касаясь острого камня. – “Только всё испортил”. Но Гришка так не считал, издали заметив Яночку, он обрадовался неожиданному подарку судьбы… наконец, думал он, ее по-настоящему, по-взрослому, поцелует. Да, он настиг ее… Яна поднялась на ноги. Гришка попытался ее обнять, но она резко оттолкнула его: “Ты всё испортил” – если бы только она умела говорить… ей непременно нужно было выговориться, в противном случае, душа ее обливалась кровью от досады, а глаза наполнялись горькими слезами. “Ты всё испортил” – вместо слов, промычала она и тихонько заплакала, закрыв ладонями лицо… заплакала и вышла из груды булыжников, приблизившись к худенькой вишенке и прислонившись к ней (Яна редко плакала до того, как потеряла дар речи, сейчас же она могла разрыдаться по любому поводу). Теперь они объединены несчастьем: деревце шуршало листьями, стараясь перекрыть накопившуюся боль девочки, являясь свидетелем по невезению выпавших обстоятельств, а Яночка просто плакала… теперь, наверное, она бы выбрала лучше роль второго и третьего плана, но быть счастливой, чем быть главной героиней романа, но несчастной.
Ребятня по одному начинала сбегаться, окружая ее, спрашивая у Гришки, чего случилось, и чем он мог так ее обидеть – тот растерянно разводил руками и что-то невнятно мямлил. И чем более детворы собиралось поглазеть на плачущую девчушку, тем обиднее и горестнее Яночке становилось, к тому же, из-за калиток стали выглядывать и взрослые, дабы лучше рассмотреть, чего там произошло, но никто не решался вмешиваться. Никто…даже цыганёнок Пашка оставался необычно спокойным и задумчивым. Последними подбежали Лизонька и Мишка Румын, тот на правах без двух минут состоявшегося мужчины взял ситуацию в свои руки…
А что же по сути произошло…? Почему все враждебно так поглядывали на Гришку? Чего он плохого сделал? Уверен, найдутся среди моих читателей и те, кто осудит его нелепый поступок или этот, почти разорванный кед, случайно приземлившийся возле груды камней. На самом деле, легче обвинить слетевший с ноги кед, чем вымахшего не по годам паренька, ведь ему просто хотелось любви, взаимности. Кто станет винить его за это…? Кому в детстве или юности ни нравилась девочка или мальчик, который не желал с нами общаться, а мы почему-то всё равно к нему тянулись, прям, сердце готовы были отдать. Всем хочется любви, ответной любви… всем! Посмотрите хотя бы на Гришку Беззубого, у него впереди трех зубов нет, а четвертый вот-вот выпадет, а он улыбается и жаждет взаимности… уверен, если бы хоть одна из девчонок улыбнулась ему в ответ, то он непременно бы влюбился в нее. А цыганенок Пашка, думаете, когда подрастет, не затребует настоящей любви…? Еще как затребует…! Он и теперь, вон, всех задевает, чтобы только на него обратили внимание. А что потом будет? Когда вырастет? Любому из нас хочется любить и быть любимыми и Яночке в том числе, оттого и расплакалась, ибо чувствовала себя недостойной Мишкиной любви.
Тот, конечно же, как и остальные, с укором взглянул на Гришку, чего-то даже произнес: “Э-э-эхх, ты…”, а после подошел к Янке, осторожно, по-джентельменски, раскрыл ее запачканные в песке ручонки, и поцеловал худенькую девочку прямо в губы… а потом в заплаканные глаза. Всё, вдруг, резко замолкло… замерло… вымерло – воцарилась полная тишина… ни единого шороха кругом, один только фонарь, освещающий улицу, не мог никак определиться, то ли ему зажечься, то ли навсегда потухнуть. А чего же в этот самый момент происходило с Яночкой… попробуем с помощью образов передать словами.
Сердце ее стучало, как настенные часы, которые решили испортиться и поэтому быстро тикали со скоростью сто ударов в минуту. Не знаю, слышал ли еще кто-нибудь эти бешенные стуки…, но дыхания точно нет, ибо она его затаила, перестала дышать. В такие минуты, говорят, прошла вечность… да что там вечность, ее недостаточно, чтобы выразить целого спектра чувств. Ноги млели, а коленки дрожали – бросало то в холод, то в жар. Не хватало воздуха… слава Богу, подул прохладный ветерок из вишневого дерева и обволок ее своим приятным ароматом; прямо из камней посыпались на Яну белые лепестки, напоминавшие девочке пушистый первый снег. И в этих лепестках, среди темноты, появился вновь красавец Мишка, в руках у него была сорвана веточка вишни с белоснежными цветочками. Он плавно протянул ее Яне… она было потянулась принять его бесценный подарок, однако в долю секунды веточка с вишневыми цветочками оказалась в ее волосах. Она чувствовала себя Белоснежкой, Золушкой, Принцессой… девочкой со сказки, в которую так быстро влюбляются дети; она впервые почувствовала себя любимой, ибо принц пришел, наконец, чтобы ее спасти из оков стыда и страха. Яна могла убежать, возможно, она бы и сделала это, но не оставалось никаких сил. Множество незнакомых голосов шептало ей: “Можно тебя поцеловать…?”… да-а, те самые голоса из ее сна, накануне роковой ночи… и Мишка теперь среди них, он с ними заодно, в одной связке. Но для чего…? Чтобы стать соучастником или спасителем…? Тогда она о том не думала, она решила соглашаться со всем, что с ней происходит, поэтому хладнокровно отвечала: “Можно”. “А куда тебя поцеловать…?” – всё те же голоса возбуждали в ней желание, которого она больше всего боялась и стыдилась. “Не знаю” – ответила Яна и поддалась обстоятельствам.
Мишкины губы плавно коснулись ее нежной шеи, отчего полчища мурашек пробежалось по телу, оголяя каждую клеточку организма, каждый его тонюсенький волосок. Голова легко и приятно кружилась от волнения и вместе с тем удовольствия – Яна забывалась в его страстном поцелуе. Поцелуй, казалось, длинною в вечность, не закончится никогда! Потом приятные ощущения сменились болью: Мишка сильно впился в ее шею и, словно проголодавшийся вампир, сосал кровь. Это вновь воротило девочку в те незабытые воспоминания, дней минувших, в тот страшный сон, где незнакомые мужчины сексуально измывались над ней. Да, она вернулась туда… к своим запретным сексуальным фантазиям. Понимал ли Мишка, чего на самом деле творит, какой грех на душу берет, к чему всею душою присовокупляется… вряд ли. Яне даже захотелось закричать от боли, но полученное удовольствие превозмогало любые намерения и помыслы, не относящиеся к процессу, поэтому она молчала, чтобы задержать…продлить сладострастные минуты. Мысли путались… картинки сменялись новыми образами и картинками. “Нравится…?” – спросил незнакомый голос, в котором, из-за помутнения рассудка, она еле распознавала Мишку. “Наверное” – не знала, что и ответить Яночка. “Будешь хорошо себя вести, в следующий раз поцелую в губы…” – на этот раз слова точно не принадлежали Мишке. Сколько времени прошло с тех пор, как началось путешествие в тысячу миль, трудно сказать… но на том всё завершилось. А потом, через долю секунды, в мертвую тишину ворвались детские голоса, визжащие девчонки – Яна вынырнула обратно в реальность происходящего. Конечно же, всего вышеописанного не могло произойти. Она снова всё выдумала! Был лишь один единственный поцелуй в щечку, не более того… и Мишка-красавец, стоящий пред нею.
— Спа-спа-спасибо… — непроизвольно вырвалось из ее уст.
Никто сначала не поверил своим ушам, даже Мишка обомлел от удивления: “Ну-ка, повтори…” – попросил он. Янка, осыпанная вишневыми цветочками, засмущалась, сама не понимая, что секунду назад произошло, опустила томный взгляд в землю и отчетливо произнесла – “Спасибо”, в разы лучше первого. Миша повернулся ко всем и в растерянности спросил: “Вы слышали… она говорит…?”… “Она говорит…” – подхватил его кто-то еще… потом еще и еще… как бы друг к друга переспрашивая, ведь мало ли, чего там послышаться может. Весть буквально за мгновение разнеслась по всей округе… взрослые, а именно те, кто стоял неподалеку, украдкой поглядывая на детвору, ожидая интересной кульминации, тут же выдали себя. Они выбежали навстречу к детям… прежде всего, к Яночке, взяли ее за ручонки и давай спрашивать: “Ну-ка, милая… скажи чего-нибудь…”. А она им в ответ, ти-и-и-ихенько так, словно единственное заученное словцо знает – “Спасибо”, перепуганная посильнее взрослых. И снова прячет глаза… а там… в глазах-то слёзы… слёзы радости, горя… слёзы исцеления душевного, на котором уже давно поставили крест. За полчаса весь район собрался… чужие… свои… близкие… знакомые… и, конечно же, позвали Настасью, ее маму, которая обратилась к присутствующим, как когда-то обращалась к работникам Инструментального завода:
— Узрите, грешные, чего Господь творит… любые ваши немощи исцелит постом и молитвами…! – а после зачитала пару строк из пятидесятого Псалма. – Се бо истину возлюбил еси, безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси. Окропиши мя иссопом, и очищуся, омыеши мя, и паче снега убелюся. Слуху моему даси радость и веселие, возрадуются кости смиренныя…! – да, постом и молитвами, именно так, полагала матушка, обрела исцеление ее любимая дочь, и еще обращение к Михаилу Архангелу, однако многие думали иначе, в том числе и Яна.
С тех пор Мишка получил новое прозвище – Святой, чему тот всячески сопротивлялся, а Лизу прозвали Неверующей, так как она до конца не могла поверить, что всё это ни подстроено Яной, дабы вновь вернуть расположение завидного красавца.
Выдержка из книги «Сексоголик»
Читайте Далее = Немного о книге «Сексоголик» =
В материале представлены кадры из фильма «14 +» от режиссера Андрея Зайцева
