Творение великого художника
Дом Третьякова, январь 1857г.
Павел Михайлович в своем нижнем кабинете. Он стоит пред картиной Андреаса Ахенбаха, скрестив руки; его взор, ничем непоколебимый, принадлежит только творению этого великого художника. Так наш герой может простоять очень долго. Рядом, неподалеку, в том же кабинете расположился в кресле Аполлинарий Горавский. Этот самый момент наш Аполлинарий успеет запечатлеть в своем письме к Третьякову спустя тридцать восемь лет: “18-ого января сего года исполнилось мне уже 62 года и как сегодня помню с какой необыкновенною врожденною любовью всматривались Вы в произведение Андрея Ахенбаха находящееся в то время в Вашем нижнем кабинете до конторского Вашего занятия, вскоре же оставили приобретать произведения иностранных мастеров и с величайшею энергией стали разыскивать выдающиеся труды талантливых русских художников и находили неошибочно”. Попытаемся же представить, разыграть в постановке, что же там могло между ними происходить.
— Неужто, Павел Михайлович, завели беседу с картиной? – осторожно спрашивает Аполлинарий, сделав из кружки глоток цветочного чая – На часах уже без трех минут полдень, а вы всё стоите, не отрываясь, словно молитесь… — посмел предположить наш художник.
— Молюсь… — хладнокровно отвечает Третьяков.
— Как так? Без образов и крестного знамения?
— Художник… — отвечает Павел Михайлович, оторвавшись от картины и повернувшись в сторону Аполлинария – открыл мне великую тайну природы и души человеческой, и я благоговею перед созданием гения.
Наш Аполлинарий глубоко задумался над этими словами. Ему было непонятно, как человек, который едва знаком с изобразительным искусством, может так глубоко и точно высказываться о произведениях. Неужто талант заговорил в нем? Но в чем же он состоит, когда Павел Михайлович ни разу и кисти в руках не держал? Он вновь и вновь прокручивал эти слова, пытаясь догадаться, где крылась разгадка. Только через двадцать лет эта разгадка явиться к художнику…
— Откуда же у вас такая любовь к искусству? – вновь поинтересовался Аполлинарий.
— Намедни ко мне подкралась одна идея и до сих пор покою не даёт… — словно не слышал его вопрос, продолжал говорить Третьяков – Куда я не пойду, она тут же за мной идет по пятам. Даже во сне… Порой ночью проснешься и ходишь до семи утра, места себе не находишь. Вот и сейчас, гляжу на эту картину и думаю о ней. Достаточно лишь вспомнить только коллекции Лепешкина, Четверикова, Солдатенкова, Прянишникова как эта идея вновь начинает подступать с пущей силой.
— Что же эта за идея? Позвольте спросить Вас, Павел Михайлович? – осторожно поинтересовался Аполлинарий, но бой часов, которые пробили ровно полдень, ответили за Третьякова.
— Если есть идея, к которой начинает принадлежать твоя жизнь, то лучше о ней никому не рассказывать. Рано или поздно, она сама расскажет о себе. Главное, чтобы вы друг к другу присмотрелись и понравились, а далее она тебя сама выведет, направит, покажет путь к её реализации. Скоро Вы, Аполлинарий, отправитесь в свою пенсионерскую поездку и, быть может, она посетит и Вас; художнику нужно работать и работать со своим наблюдением, чтобы прийти к одной лишь идее…
— А что если она не придет? – с тревогой спросил Горавский.
— Глядишь, быть может, ваша идея отыщется. — отвечал Третьяков, словно и не слушал своего собеседника — А давайте Вы у нас останетесь на какое-то время, не упускайте такой возможности; ведь когда вам еще так удастся заглянуть к нам? — уговаривал Третьяков погостить Аполлинария на пару дней.
— Я с удовольствием Павел Михайлович принял бы Ваше предложение, да вот только дома родным нездоровиться как-то, сами видите, письма шлют, беспокоятся, просят побыстрее воротиться… — Аполлинарий сделал еще один глоток чая, войдя во вкус, после чего заговорил о чае. – О-о-ох, какой вкусный чай! – протянул Аполлинарий – Буду просить Павел Михайлович, не откажите, если удастся Вам продать мои картинки, то не присылайте мне деньги, а оставьте покамест у себя и если Вам не составит труда, то имею смелось просить Вас прислать мне четыре фунта фамилийного или цветочного чаю, за который Вы после оставите из моих денег.
— Посоветую Вам брать гуртом… — ответил Павел Михайлович, после чего присел за свой рабочий стол и стал постукивать костяшками счетов – Уверяю Вас, дешевле обходится. Сейчас нынче фамилийный чай весьма распространён среди купцов, каждый при продаже свою этикетку или клеймо поставит. Боткин и Лепешкин довольно серьёзно этим занимаются, крупнее их и не припомню, кто чаем бы занимался.
— Действительно оный нужен… — подтвердил Аполлинарий – Потому что у нас там продают прусский чай и вдобавок часто мешаный, так что трудно его пить. При всем том, что он ароматический и совершенно седой, но все это не придает аппетиту нисколько. Я, будучи у Вас, успел испробовать фамилийный и цветочный чай, понравились оба, поэтому, наверное, сначала один закажу у Василия Семеновича, потом другой для меня и моего семейства. Если, как вы говорите, гуртом брать дешевле обходиться, то, пожалуй, последую Вашему совету, Павел Михайлович, по крайней мере, надолго хватит. Да если много будет находиться в цибике, то соседи с удовольствием разберут…
— Хе-ех – ухмыльнулся Третьяков – Желаете еще и подзаработать? Смотрю, коммерческая жилка у Вас хорошо развита… — стал подтрунивать Павел Михайлович – Вот и отыскалась Ваша высшая идея…! – не унимался тот – Ай да настигла Вас за чашкой чая…!
— Я надеюсь, что за это на меня не будете сердиться, за мою излишнюю откровенность… — виновато ответил Аполлинарий, восприняв шутку Третьякова на полном серьезе
Выпал морозный зимний денек. Павел Михайлович вышел провожать Аполлинария к повозке; они крепко обнялись, обменялись оба наших героя приятными речами, после чего попрощались. На прощание Горавский попросил, чтобы не баловали и не брали в дом так часто его братцев, ибо и так уж немало для них делали всевозможного удовольствия…!
Выдержка из книги = Забытый среди знаменитых =
Читайте Далее = Политические нравы =
В материале представлены кадры из фильма «Русский ковчег» от режиссера Александра Сокурова
