Писатель о героях
Писатель должен любить своих героев, кем бы те не приходились, откуда бы ни шли их корни, сколько бы хорошего или плохого на собственном веку они ни повидали и ни переделали. Возьмем для примера автора детективных романов – думаете, он ни лелеет своего героя-убийцу…? Думаете, не придумывает изо дня в день изощренные ходы, позволяющих тому улизнуть из-под носа полицейских, не оставляя за собой никаких улик…? А фантаст… такое чудище выдумает да еще опишет всё в мелких деталях – во век не разгадаешь и не найдешь подобных сущностей ни в каких энциклопедиях. К счастью иль горечи я далеко не фантаст, и не детективщик, да и воображение у меня не настолько богато, чтобы сотворить нечто оригинальное… я простой прозаик, который перекладывает на лист бумаги не менее простые жизненные истории, лишь слегка подрисовывая черты невыдуманных персонажей. И, признаться, я люблю их не меньше, чем авторы своих чад, душа и плоть фантазии – не меньше, чем детективщики преисполняются сакральными чувствами к преступникам, а фэнтезисты к страшным чудовищам. Не меньше… а может быть и больше…!
Конечно, любовью в обычном смысле понимания это не назовешь, то есть, я о той, которая в одночасье вспыхивает между мужчиной и женщиной, там другие правят эмоции. Любовь между матерью и ребенком тоже не ложиться под сравнение. Поймет ли меня читатель, о какой любви идет речь, не знаю. Возможно, и поймет, если дочитает книгу до конца, или напротив, отречется от каждого из персонажей и постарается поскорее о них позабыть, если удастся. Такие герои, как правило, легко из головы не выветриваются – они заседают глубоко в сердце и напоминают о себе при удобнейшем случае. Здесь вправе возразить мой читатель: “Ой, сколько таких мы перевидали… сколько перечитали… чем же теперь собираетесь мир удивить…?”. Вот именно, что ничем… даже близко ничем. Мир испошлен… он насыщен различного рода историями, поэтому ничем, да и бросаться под поезд от безответной любви никто не будет – слишком старомодно.
Знаете, моей книги могло бы и не быть, если бы на свет ни появилась Яночка. Я это говорю на полном серьезе, так как в родительских планах не находилось места для дочери. Для сыновей – Да (целых двух!), а для девчушки – никак нет. То есть, я хочу сказать, что если бы не родилась Яна, то и потребности в написании этой книги неоткуда взяться…, потребности естественной, человеческой, наконец, писательской, опять же, любовной потребности. Представляете теперь, сколько Анн Карениных иль Татьян Лариных не увидели свет…? Представляете эти ужасные потери для русской литературы…? О-о-ох, я снова о своем, о писательском… некогда даже оплакивать неродившихся персонажей. А если задуматься серьезно, то многих ли из нас планировали выпустить – меня, например, или вас, дорогой читатель…? Может быть, наши папа с мамой тоже планировали мальчика вместо девочки иль девочку вместо мальчика…? Яночка – одна из тех…, нежданный ребенок в семье! Здесь, признаться, вина или заслуга папочки, крепко уцепившегося за убеждения, связанные с дальнейшим потомством и продолжением рода. Он видел глубокую старость в окружении преданных сыновей, которые к нему относятся с почетом и уважением, с любовью и трепетом… он по несколько раз просматривал “Крестного отца” американского режиссера Фрэнсиса Копполы и каждый раз, когда перекручивал кассетный видеомагнитофон на первую сцену фильма, то говорил жене: “Вот, Настя, смотри… какой должна быть моя старость”.
Правда, в той старости он, почему-то, ничего не упоминал о супруге… его богатое воображение, на правах продюсера, данного участника исключило из сценария. Отец вообще строгих нравов, только звали его не Доном Корлеоне, а просто Колей, но и тем он умел гордиться, и даже мать заставлял назвать первенца в честь его имени – Николенька. Малыш, правда, не дотянув до трех лет, умер в новосибирской больнице от какого-то инфекционного заболевания. Мать очень страдала по нему и хотела даже удалиться в монастырь, но Николай ответил ей довольно внушительно (он обладал даром внушения!): “Если уйдешь, мать, и не оставишь мне двух преемников, то я найду, где бы ты ни находилась, и прикончу тебя и тех, кто станет на моем пути…”. Мы уже упоминали, насколько ему не безразлична идея преемственности и тот образ отца сицилийской мафии, который с каждым днем всё отчетливее вырисовывался в его голове. За свое будущее семейство, точнее представления о нем, он испытывал гордость наперед, пока на свет ни появилась Яночка.
Волне возможно, теперешняя глава носила бы название “Вика” иль “Виктория”, если бы мама ни настояла на имени Яна. Незадолго до рождения дочери, больно верующая матушка, любительница до всякого духовного чтения, откопала где-то статью про это имя, откуда и узнала, что с литературного языка “Яна” переводится, как “Милость Божия”. Таким образом, вера мамы впервые, наверное, за всё время, переосилила упрямый характер отца, чего точно не случилось бы, если бы родился мальчик, ибо имя сыну тот выбирал задолго до его рождения, перебирая по веточкам генеалогическое древо. Правда, при крещении дочери матушка резко спохватилась, но было уже слишком поздно. Оказалось, в православной вере имя Яна никак не обозначено и не определенно, поэтому местный батюшка предложил при крещении наречь младенца другим именем и, навскидку, открыв маленькую книжонку, по-видимому, справочник по дням Ангела и именинам, остановился всё же на Виктории. С тех пор у нашей героини два имени: одно мамино, а второе папино, но спешу заверить дорого читателя, она не страдала ни раздвоением личности, ни шизофренией. Росла вполне посредственной девчушкой, достаточно миловидной, любящей спать до обеда и ложиться поздно ночью; по знаку зодиака скорпион, а по планете Плутон, только ей это ни о чем не говорило.
В детстве Яночка очень сильно болела, некоторые профессора сулили ей даже скорую смерть, но матушка, особенно после потери Николеньки, не верила уже ни различного рода профессорам, ни врачам, и за девчонкой ухаживала самолично, как за цветком, в домашних условиях, не отвозив в больницу. Вместо больницы, матушка садила полуживую доченьку на санки, закутывала ее в три одеяльца, и тащилась с нею через замерзшую Обь на вечернюю службу в Вознесенский собор. По дороге несколько раз останавливалась, садилась на колени и просила Михаила Архангела вернуть Яночке здоровьице…, не забирать ее отсюда на небеса; так советовала ей, служащая при храме, монахиня Филарета. Все эти житейские сложности разворачивалось на глазах отца, который на удивление относился ко всему очень спокойно, даже в какой-то момент супруге показалось, что его вовсе не беспокоит дальнейшая судьба девочки. Однажды ночью, проснувшись в своей колыбельке, Яна не могла произнести ни слова, настолько, казалось, она была чем-то напугана, что не только дар речи пропал, но и способность плакать. Сколько матушка ни пыталась ее убаюкивать и успокаивать, ужас с ее младенческого личика не собирался сходить. Видел ли кто из нас напуганные до смерти детские лица… смотришь на них, и сердце кровью обливается; мама рыдала и молилась, а доченька в ответ издавала лишь протяжные стоны. Думали и правда онемела, однако Бог смилостивился по молитвам матери, и послал деточке исцеление.
Прежде чем мы перейдем к ее подростковому возрасту, хотелось бы более подробно остановиться на взаимоотношениях ее родителей, где матушка Анастасия жила в духе десяти заповедей, а строгий папочка раскладывал всё чисто по понятиям; и оба они принимали непосредственное участие при воспитании своей дочери. Какое именно, сейчас расскажу. Когда девочка вышла из младенческого возраста и пошла в первый класс средней школы, то всё чаще обнаруживала у себя дома чужих тёть (реже дядь), помимо собственной матери, и даже когда оставалась на продленку, что делалось родителями специально, дабы отложить возвращение Яночки, то по приходу вновь заставала папу с явно подвыпившими девицами легкого поведения. Ну, стоит понимать, тети не являлись простыми подзаборными алкоголичками, никак нет, от них пахло дорогими духами, и одевались те шикарнейшим образом. Для тех времен, например, заячья или норковая шубка, костюмы от Шанель, плюс различные побрякушки, которые носились на руках и цеплялись за уши считались пиком совершенства. Более того, отец им всё это покупал самолично, в то время как мамочка ходила в заношенных старомодных платьицах, затертых до дыр брюках и сапожках, которые большинство времени проводи в мастерской, нежели на ее распухших от артрита ногах. Он ей ничего не покупал, ни под день рождения, ни под новый год, да она особо в том и не нуждалось.
Единственное, чего та действительно желала, так это чтобы он обратился к Богу и, наконец, покаялся – за то она молилась долгими бессонными ночами, за то она проливала свои бесчисленные слёзы. Но муж не успокаивался и продолжал водить в дом незнакомых женщин, и вместо того, чтобы закатывать Николаю по этому поводу истерики, мамочка шла в церковь и делала поклоны до земли, а по окончанию службы брала благословение у батюшек и набиралась полезных советов от монахов, которые проживали в кельях неподалеку от Вознесенского собора. Один из старцев, которого величали Анатолием, постоянно утешал ее: “Держись, родненькая, дай Бог тебе терпения…! Молись, милая, и веди себя с ним по-доброму… Обожди и не торопись… до конца не расторгай брака, ведь вы же венчаны… а потому ваш брак состоялся на небесах…!”. Она тому прилежно и следовала, а после паломнической поездки на Валаам в Спасо-Преображенский мужской монастырь завела переписку еще с двумя монахами, и те, помимо утешения душевного, строго-настрого запрещали ей подавать на развод, а терпение возводили в превеликую благодетель, подкрепляя оное различными примерами из Жития Святых. Поэтому после церковной службы мамочка заходила в школу, в группу продленного дня, с опозданием на добрых полчаса, и забирала оттуда любимую доченьку, минуя сердитые взгляды воспитателей, уборщиц и вахтеров, за лишние часы работы коих явно никто не собирался доплачивать. По дороге домой мама рассказывала Яночке множество интересных историй и ни разу, повторюсь, ни разу она не сказала в адрес папы ни одного скверного слова, в отличие от Николая, от коего частенько можно было услышать горячее высказывание: “Твоя мать всегда была шлюхой…!”.
С кем она могла ему изменять – непонятно, хотя его извращенное воображение периодически подбрасывало ему далекие от правды варианты, с коими он с легкостью соглашался, лишь бы оправдать себя в глазах, обо всём догадывающейся, дочери. Мало того, что мама и слова плохого не решалась вымолвить, так она к тому же супруга непрестанно восхваляла, а повод, благо, находился. “Как же они сошлись…?” – спросит меня дорогой читатель, — “Как же поженились с такими разными взглядами и убеждениями на жизнь…?”. Это, правда, отдельная история с интригами и перипетиями, но я постараюсь, далеко не отходя от главного сюжета, поведать о том вкратце.
Выдержки из книги «Сексоголик»
Читайте Далее = Реальный образы =
В материале представлены кадры из фильма «Во все тяжкие» от режиссеров Мишель МакЛарен, Адам Бернштейн, Винс Гиллиган и др.
